2017
Чикатило
В первый раз было очень страшно.
Тщательность, легенда на случай, если.
Смотреться в зеркало,
отрабатывать непринужденный вид.
Наивный, бравый, солидный, но и обычный,
мрачнеть и смеяться, казаться искренним.
Труп нашли. Обвинили другого. Выдох.
Дал себе слово больше не убивать.
Проститутки. Платить. Не убивать, табу.
Второй раз случился нескоро – забылся, убил.
Не убивать невозможно. Третий раз проскочило,
значит, не стоит бояться. Пятый, двадцатый –
попался. Но выкрутился, отпустили.
Он умнее сыщиков, и жены, и всех-всех на свете.
Он же служил в погранвойсках КГБ,
в советских войсках в Германии,
писал статьи о патриотическом воспитании молодежи.
Он подкован, и судьба на его стороне:
дураки даже анализы крови и спермы
делают так же, как Жигули.
Все получается у него одного,
единственного в этой стране.
Из партии все же выгнали.
Не беда. Сороковое, шестидесятое.
И только вышел из леса – милиционер.
На грибника, говорит, не похож.
Отпустил, а вскоре лесник обнаружил труп.
Сопоставили, начали слежку. Взяли на страте.
Увлекал не простую – юбилейную - жертву в лес.
Или сбился со счета?
Чикатило спокоен – он их снова переиграет.
У них, как обычно, нет доказательств.
Но тут пришел психиатр.
У всех же есть слабое место. Уязвимость.
Незащищенное соединение.
Ахиллесова пятка в мозгу.
Он признался во всем, чем гордился.
Гордость, которую вынужден был отрицать,
много лет – отрицать, отрицать,
много лет одиночества, с натянутой маской.
Парадный портрет. Неоцененный истинный Чикатило.
Был директором школы, учителем русской литературы.
Про него понимали - педофил, но за руку не поймаешь.
Уволился тихо - знал, они знают, за что.
В тюрьме он готовился к долгой здоровой жизни:
физкультура и спорт, овсяная каша и витамины.
Думал: власть убивает больше, я тоже – власть.
Мы понимаем друг друга.
Письма писал уже не генсеку, а президенту,
власть регулярно меняет имя, и гномы верят:
это другой, неведомый Чикатило.
«Служил беззаветно родине», - написал он,
работал на благо…, помилованья достоин».
Расстреляли. Пулей в затылок.
Сын назвал его именем сына, гордился,
ведь отец не попался ни разу,
сам признался, а мог и не признаваться.
Но фамилию поменял, как и все Чикатилы.
Списком имен, проклятых навсегда,
перегружена память.
Для психиатров может и не остаться места.
март 2017
2017
***
Укол зонтичных.
Принудительное выселение лепестковых,
теперь здесь живет Борщевик.
Земля пробита его корнями как пулями.
В саду он садист с жалобным именем сныть,
гортензии с розами встали на цыпочки
и покинули родину в пластиковых горшках.
Цвета исчезли, остался один зеленый.
Борщевик расправился с тем, что мы называем культурой.
Лилии Марлен, Лайон Херт, Аннамария Дрим,
Розы Акрополис, Радио Оранж, Ред Леонардо да Винчи -
только названья цветов все рассказали б о нас.
Над столпами природы, деревьями, работает плющ.
Он их чуть позже прикончит и покончит с собой,
потому что он паразит.
И Борщевик (по паспорту – Гераклеум)
как некогда папоротник, загустит пространство,
жить в нем смогут только тираннозавры.
август 2017
2017
***
Шприц насекомо вколол каплю яда неподалеку от глаза,
мне теперь кажется, глаз - пламя оплывшей свечи.
Антигистамины медленно растворяют
жидкий воск под обивкой кожи,
куда он утек? Получается, в никуда.
Веки, срок годности - век, возмутились, воспухли.
Оседая на место, на черепной каркас,
уподобили глаз мой птенцу, высунувшемуся из гнезда.
Вокруг - наставшее будущее, лето слепней,
вслепую слепящих, потому так и названных.
2017
У марионеток фаст-фуд и батут,
и о нет! – вдруг запутались нити, поводья.
Сирия там – Сирия тут.
Скоро везде.
А они – каждая на своем кресте.
Крестовину держащие, как какие отродья,
бросили ремесло
артистов, внушающих куклам танец,
куда же их понесло?
Три обиделись - семь поругались
и вершат самосуд.
Сирия там - Сирия тут.
Петрушка в грязи, Пульчинелла бездвижен,
лежит на батуте и помощи ждет,
а Полишинель говорит «что я, рыжий!»,
но может быть, это сказал кукловод.
У Панча лицо стало глупым и старым,
скакнул изо рта бутафорский фаст-фуд.
Запнулся сценарий,
и Сирия - тут.
февраль 2017
2017
